Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо ФАРМЕРА ЛЕМУ
В 25-м выпуске «SF Commentary» (декабрь 1971 года) Филипп Хосе ФАРМЕР ответил Станиславу ЛЕМУ. Он пишет, что сначала хотел назвать свой ответ «Socks In Seance-Fucktion». Это явно каламбур (Seance-Fucktion – Science Fiction), где «socks» (в прямом переводе – «носки») адекватно мне перевести трудно. Поэтому пока пусть остается «Носки в сеансе траха». Однако, по здравому размышлению, ФАРМЕР решил не озаглавливать свой ответ, посчитав, что с таким названием читатель воспримет его как юмористический.
Складывается впечатление, пишет ФАРМЕР, что ЛЕМ не читал обозреваемые произведения по-английски, как это «должен был сделать серьезный критик», а пользовался лишь немецкими переводами: «и это могло повлиять на его способность воспринимать все уровни смысла в произведениях»:
– Мистер ЛЕМ, я очень постарался показать, что «лэйлиты» не произошли от насекомых и не были насекомыми. Они не супернасекомые, как вы утверждаете. Более того, как я пояснил, предки-предки «лэйлит» – были прегоминидами на очень ранней стадии эволюции.
Действительно, в главе 18 «Греха межзвездного» однозначно говорится, что «лэйлиты» не являются насекомыми. А в главе 19 рассказывается об их происхождении.
– Я не могу поверить, что мистер ЛЕМ, – пишет ФАРМЕР, – мог бы быть таким невнимательным, если он читал английскую или французскую версию. Вы читали сильно сокращенную и, возможно, неправильно переведенную версию?
Не согласен критикуемый автор и критикой биологических основ его придумки:
– Я отрицаю, что биология в «The Lovers» невозможна или даже невероятна. Я был очень осторожен и детален, когда создавал биологическую систему планеты Оздва в 1952 году. Я недавно перечитал роман, и хотел бы сделать там много литературных изменений, но конструкции биологии/эволюции, считаю, не нужно исправлять.
ЛЕМ не указывает название анализируемой им повести «Брат моей сестры», как предполагает далее ФАРМЕР, потому что «ее у него нет, и, возможно, он знает о ней только из резюме, предоставленного Францем РОТТЕНШТАЙНЕРОМ»:
– В романе фаллос не продвигается в женское тело. У ээлтау нет ни мужчин, ни женщин, не смотря на то, что говорит ЛЕМ. Все партнеры (кроме фаллоса-личинки) в половом акте действительно испытывают оргазм. По сути, фаллос является личинкой, и половые акты и передача генетического материала и метаморфозы превращения личинки в окончательную форму гоминоида с научной точки зрения правдоподобны. Я предложил бы мистеру ЛЕМУ прочитать книги по основам биологии и энтомологии, а также основательно просветиться по предмету эволюции земноводных.
Половой акт в романе имеет не только внутреннюю биологически оправданную цель, он имеет определенную и глубокую эмоциональную и социальную, короче говоря, культурную ценность. И не только это. Землянин Лейн начинает любить ээлтау Марсию. Они разделяют причастие хлеба и вина. У них начинает развиваться глубокая эмоциональная привязанность, даже если они так чужды друг другу. Затем Лейн в ужасе отшатывается, когда он узнает истинную природу Марсии. Его отвращение к ее чуждой сексуальность заставляет его убить фаллос-личинку. Мистер ЛЕМ, вы должны увидеть теперь, как многое упустили. Я буду счастлив отправить вам «Брат моей сестры» на английском языке.
Лемовская фраза насчет «самцов, теряющих на время фаллос», действительно позволяет предположить, что он не читал «Брата моей сестры». Однако в четвертой главе непосредственно монографии «Фантастика и футурология» под названием «От структурализма к традиционализму» тот же ЛЕМ гораздо более адекватно пересказывает роман. Так что, похоже, проблема – в переводах эссе с польского на немецкий, а потом с немецкого на английский. Там же, в ФиФ, «лэйлиты» названы не насекомыми, а более точно «насекомообразные паразиты».
То, что перевод в «SF Commentary» оказался неадекватным, подтверждает еще один фрагмент из письма в редакцию Филипа ФАРМЕРА:
– Мистер ЛЕМ, миметизм «лэйлит» – не результат эволюции разумом… Повторяю, миметизм прелэйлит не был делом воли, управляемой разумом. Эволюция была результатом инстинкта, какие бы факторы ни направляли эволюцию.
То есть ФАРМЕР не согласен с тезисом ЛЕМА из следующего пассажа «Секса в научной фантастике»:
– Эволюционное развитие планеты Оздва не выдерживает даже попытки серьезной критики… Надгробием этого понятия здесь является эволюционный закон, согласно которому, когда у вида развивается разум, он приспосабливается к изменениям окружающей среды, поскольку он создает искусственные инструменты, а не потому, что он биологически адаптируется. Говоря афористически, вы должны подождать миллионы лет, чтобы вырастить крылья, рога, когти и т. д., но когда вы используете разум, вы можете создать искусственные крылья, оружие или другие инструменты всего за несколько лет. Было бы так же абсурдно утверждать, что насекомые могут имитировать форму другого вида (неважно, человека или иного) посредством естественного подражания. В таком случае, люди, страдающие близорукостью, должны будут ждать миллионы лет, пока под давлением фенотипического отбора в борьбе за выживание чистый секрет железы не примет форму «натуральных очков», а не просто изобрести искусственные очки. В области интеллектуальной инструментальной эволюции темп изменений в миллионы раз быстрее, чем скорость эволюционной адаптации к окружающей среде. Поэтому я не могу сказать, что роман содержит идею, имеющую ценность.
Лично я тоже сначала посчитал, как и ФАРМЕР, что ЛЕМ приписывает ему эволюцию «лэйлит» с помощью разума, поняв фразу «Надгробием этого понятия» (The tombstone of this notion), как памятник, стоящий на могиле, на котором указано, кто под ней лежит. То есть на нем якобы и прописан эволюционный закон об искусственных инструментах. Но достав с полки «Фантастику и футурологию», обнаружил, что ЛЕМ утверждает прямо противоположное. И перевести надо было:
– Надгробной плитой над эволюционной идеей ФАРМЕРА является факт, что, когда у вида развивается разум, он приспосабливается к изменениям окружающей среды, создавая искусственные инструменты“. А еще лучше вообще не использовать данный образ, переведя, например, так: „Все его рассуждения разваливаются от одного довода: когда у вида развивается разум…
Впрочем, Филип ФАРМЕР в самом начале своего письма в редакцию проницательно заявляет:
– И я также считаю, что РОТТЕНШТАЙНЕР является таким же автором статьи, как и ЛЕМ.
Он оказался прав.
Письмо ЛЕМА ФАРМЕРУ
Письмо Филипа ФАРМЕРА, несмотря на обнаруженное им явное искажение своих текстов, было вполне корректным и вежливым. Он не позволял себе выражений, подобных тем, что были использованы в его отношении в статье «Секса в научной фантастике».
В 29-м выпуске (август 1972 года) «SF Commentary» появилось ответное письмо Станислава ЛЕМА, в котором он ни словом не упомянул об ошибках в статье, но постарался с точки зрения научной логики не оставить камня на камене от романа «The Lovers». Похоже, его задели слова ФАРМЕРА, что неплохо бы критику сначала поизучать основы биологии.
Поэтому критику ЛЕМ развил как раз с точки зрения научной логики:
– Не стоило защищать свой роман научными соображениями, потому что ваши претензии на научную обоснованность несостоятельны.
Им был приведен ряд доводов. Все они были связаны с концепцией «фотокинетического онтогенеза»:
– Как сказано в вашем романе, половой союз человека-мужчины и «лэйлиты» – не настоящее оплодотворение. Человеческая сперма не причастна к этому действию вообще. Мужчина мог использовать искусственный член и, тем не менее, зачать детей. Все, что нужно, это коитус, оргазм «лэйлиты» и лицо копулятора перед ее глазами (и немного света, конечно).
Далее он пишет, что этого достаточно, чтобы потомство было похоже на отца, а тот, в свою очередь, из-за этого сходства признал отцовство. Но это возможно только в тех культурах, где отец заботится о своих отпрысках – далеко не все культуры являются таковыми. И как это могло происходить сотни тысяч лет назад с оздванскими неандертальцами? Что было бы в пещере, когда «лэйлита» умерев, родила личинок? Воспитывать их должны, по логике, только другие «лэйлиты». Вряд ли этим бы занялись